The Revolution is now
Самый известный из живущих сейчас русских писателей и один из наиболее одиозных российских политиков Эдуард Лимонов специально для BS поделился своими мыслями о нынешнем положении современного искусства.
С традиционной живописью, конечно же, давно покончила фотография. Развивавшаяся рядом со стадии дагеротипов, фотография, в конце концов, успешно убила старуху живопись. Все неистовые искания различных «истов», все их преступления против пропорций, против цвета и пространства, все искажения, деформации, сюрреализм, гиперреализм и, наконец, тоталитарный «Чёрный квадрат» Малевича родились из отчаянной борьбы с фотографией. Никто, насколько я осведомлён, ещё не написал сравнительную историю живописи и фотографии. Я полагаю, что такая трагическая для живописи история открыла бы глаза человечеству на многие, казалось бы неразумные, искривления и экстраваганцы в живописи.
Изобразительное же искусство существует вот для чего. Оно — повод для трудоустройства и жизнеустройства целого легиона эксцентричных и эмоциональных личностей, в противном случае (то есть в отсутствие изобразительного искусства), оказавшихся бы за бортом жизни. Только для этого.
Жалеть о гибели одного из искусств неуместно. Ничего страшного не произошло. Полотен наплодили до безобразия много, хламом заполнены музеи и квартиры. Изобразительное искусство, если взять за его начало египетское искусство времён первых пирамид, просуществовало добрых пять тысяч лет и до сих пор ядовито цветёт на рынках и базарах, предлагая себя на стены простолюдинов. Пять тысяч лет — почтенный возраст для мертвеца. Для сравнения, форма романа едва насчитывает две сотни лет и на сегодня мертва, как и живопись, несмотря на то что мёртвые трупики романов наполняют книжные магазины и будут ещё наполнять продолжительное время.
Единственным ещё живым направлением в изобразительном искусстве я лично считаю подделку произведений великих мастеров прошлого. Думаю, что нас ожидают в недалёком будущем ристалища и турниры с поединками между гениями подделки. Поскольку шедевры настоящего невозможны, пусть миллионы арт-студентов бродят с мольбертами по улицам Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Москвы и областных «тьмутараканей» планеты, бродят, напустив на себя старомодный вдохновенный вид.
В последние полсотни лет изобразительное искусство скатилось в субъективизм и стало так плотно привязано к личности художника, к его привычкам и биографии, что он единственный, да может быть ещё его близкие сделались его зрителями. Яркий, банальный пример: умерший не так давно классик инсталляции Йозеф Бойс, перенёсший в свои инсталляции войлок и сало, поскольку в его судьбе был эпизод, когда его, обгоревшего немецкого летчика, спасли русские крестьяне, намазав салом и завернув в войлок. Не зная легенды, увидишь в инсталляциях классика только эксцентризм и ряд некрасивых вонючих вещей. Да, так оно и есть — король гол.
Что касается совсем современного визуального искусства, то субъективизм по-прежнему существует. Но выставка, к примеру, работ идола Мэрилина Менсона в галерее Марата Гельмана в комплексе «ВИНЗАВОД», конечно, bad art, но всё-таки какой «свежий», залитый гуашевой кровью и тускнеющим гуашевым трупным жиром. В сравнении с яркими мертвяками Менсона зимняя выставка ветерана российского performance Анатолия Осмоловского, там же у Гельмана, рационально скучна. Этот же упрёк можно предъявить всему новейшему российскому искусству. Оно скучное, что аж в глазах жёлто-серо становится, когда зеваешь. Вы что, ребята, американские пуритане? Баптисты? Адвентисты седьмого дня? Исключением могут быть пара художников, сделавших себя art-objects, Андрей Бартенев и Владик Монро, но они зато сбиваются в клоунаду.
Кстати, чемпионами performance-art в России по праву должны считаться не художники, но нацболы, устроившие, например, менее чем за два года (с осени 2003 по июль 2005 года) 870 акций прямого действия. Среди АПД есть такие экзотические, как захват осенью 2003 на территории Литвы вагона поезда «Москва-Калининград» (в действующих лицах — скованные одной цепью 16 нацболов (среди них множество красивых девушек), литовские полицейские, спецназ и агенты спецслужб). Или захват сцены и президентской ложи Большого театра во время спектакля «Иван Сусанин» 7 мая 2004 года, это был день инаугурации, ожидался президент Путин. Да и «марши несогласных», заставлявшие власть перекрывать центры столиц — Москвы и Питера — с помощью несметных полчищ милицейских и военных сил численностью порой до 20 тысяч штыков, невзирая на политические цели, были по сути своей грандиозными перформансами на открытом воздухе. Весной этого года нацболы провели подлинно-фальшивую свадьбу на Лобном месте Красной площади, превратив её в АПД.
Куда движется современное искусство? По моему твёрдому убеждению, искусством будут вскоре именовать разительные артефакты реальности. Самое радикальное, самое шокирующее визуально из всего, что я увидел в моей жизни, были фотографии, взятые мной с трупа иорданского моджахеда под Сараево: отрубленные головы сербов. Голова, лежащая в траве, рядом с безголовым трупом в крестьянском пиджаке. Пять голов в снарядном ящике. Моджахед, улыбаясь, держит за волосы голову сербского мученика.
Самое разительное произведение литературы, прочитанное мною, было моё собственное уголовное дело. Протоколы допросов 250 свидетелей (в особенности четырёх предателей, давших показания против меня) были занимательнее монологов героев Достоевского. И трагичнее.
Самая страшная кинопродукция, когда-либо увиденная мною,— видео допроса русского парня чеченцами и последующее отрезание ими же его головы в помещении цеха заброшенного завода.
Современному искусству невозможно сравняться с подобными страшными шедеврами. Тут есть над чем задуматься. Должно быть рождено новое искусство.
from
С традиционной живописью, конечно же, давно покончила фотография. Развивавшаяся рядом со стадии дагеротипов, фотография, в конце концов, успешно убила старуху живопись. Все неистовые искания различных «истов», все их преступления против пропорций, против цвета и пространства, все искажения, деформации, сюрреализм, гиперреализм и, наконец, тоталитарный «Чёрный квадрат» Малевича родились из отчаянной борьбы с фотографией. Никто, насколько я осведомлён, ещё не написал сравнительную историю живописи и фотографии. Я полагаю, что такая трагическая для живописи история открыла бы глаза человечеству на многие, казалось бы неразумные, искривления и экстраваганцы в живописи.
Изобразительное же искусство существует вот для чего. Оно — повод для трудоустройства и жизнеустройства целого легиона эксцентричных и эмоциональных личностей, в противном случае (то есть в отсутствие изобразительного искусства), оказавшихся бы за бортом жизни. Только для этого.
Жалеть о гибели одного из искусств неуместно. Ничего страшного не произошло. Полотен наплодили до безобразия много, хламом заполнены музеи и квартиры. Изобразительное искусство, если взять за его начало египетское искусство времён первых пирамид, просуществовало добрых пять тысяч лет и до сих пор ядовито цветёт на рынках и базарах, предлагая себя на стены простолюдинов. Пять тысяч лет — почтенный возраст для мертвеца. Для сравнения, форма романа едва насчитывает две сотни лет и на сегодня мертва, как и живопись, несмотря на то что мёртвые трупики романов наполняют книжные магазины и будут ещё наполнять продолжительное время.
Единственным ещё живым направлением в изобразительном искусстве я лично считаю подделку произведений великих мастеров прошлого. Думаю, что нас ожидают в недалёком будущем ристалища и турниры с поединками между гениями подделки. Поскольку шедевры настоящего невозможны, пусть миллионы арт-студентов бродят с мольбертами по улицам Парижа, Лондона, Нью-Йорка, Москвы и областных «тьмутараканей» планеты, бродят, напустив на себя старомодный вдохновенный вид.
В последние полсотни лет изобразительное искусство скатилось в субъективизм и стало так плотно привязано к личности художника, к его привычкам и биографии, что он единственный, да может быть ещё его близкие сделались его зрителями. Яркий, банальный пример: умерший не так давно классик инсталляции Йозеф Бойс, перенёсший в свои инсталляции войлок и сало, поскольку в его судьбе был эпизод, когда его, обгоревшего немецкого летчика, спасли русские крестьяне, намазав салом и завернув в войлок. Не зная легенды, увидишь в инсталляциях классика только эксцентризм и ряд некрасивых вонючих вещей. Да, так оно и есть — король гол.
Что касается совсем современного визуального искусства, то субъективизм по-прежнему существует. Но выставка, к примеру, работ идола Мэрилина Менсона в галерее Марата Гельмана в комплексе «ВИНЗАВОД», конечно, bad art, но всё-таки какой «свежий», залитый гуашевой кровью и тускнеющим гуашевым трупным жиром. В сравнении с яркими мертвяками Менсона зимняя выставка ветерана российского performance Анатолия Осмоловского, там же у Гельмана, рационально скучна. Этот же упрёк можно предъявить всему новейшему российскому искусству. Оно скучное, что аж в глазах жёлто-серо становится, когда зеваешь. Вы что, ребята, американские пуритане? Баптисты? Адвентисты седьмого дня? Исключением могут быть пара художников, сделавших себя art-objects, Андрей Бартенев и Владик Монро, но они зато сбиваются в клоунаду.
Кстати, чемпионами performance-art в России по праву должны считаться не художники, но нацболы, устроившие, например, менее чем за два года (с осени 2003 по июль 2005 года) 870 акций прямого действия. Среди АПД есть такие экзотические, как захват осенью 2003 на территории Литвы вагона поезда «Москва-Калининград» (в действующих лицах — скованные одной цепью 16 нацболов (среди них множество красивых девушек), литовские полицейские, спецназ и агенты спецслужб). Или захват сцены и президентской ложи Большого театра во время спектакля «Иван Сусанин» 7 мая 2004 года, это был день инаугурации, ожидался президент Путин. Да и «марши несогласных», заставлявшие власть перекрывать центры столиц — Москвы и Питера — с помощью несметных полчищ милицейских и военных сил численностью порой до 20 тысяч штыков, невзирая на политические цели, были по сути своей грандиозными перформансами на открытом воздухе. Весной этого года нацболы провели подлинно-фальшивую свадьбу на Лобном месте Красной площади, превратив её в АПД.
Куда движется современное искусство? По моему твёрдому убеждению, искусством будут вскоре именовать разительные артефакты реальности. Самое радикальное, самое шокирующее визуально из всего, что я увидел в моей жизни, были фотографии, взятые мной с трупа иорданского моджахеда под Сараево: отрубленные головы сербов. Голова, лежащая в траве, рядом с безголовым трупом в крестьянском пиджаке. Пять голов в снарядном ящике. Моджахед, улыбаясь, держит за волосы голову сербского мученика.
Самое разительное произведение литературы, прочитанное мною, было моё собственное уголовное дело. Протоколы допросов 250 свидетелей (в особенности четырёх предателей, давших показания против меня) были занимательнее монологов героев Достоевского. И трагичнее.
Самая страшная кинопродукция, когда-либо увиденная мною,— видео допроса русского парня чеченцами и последующее отрезание ими же его головы в помещении цеха заброшенного завода.
Современному искусству невозможно сравняться с подобными страшными шедеврами. Тут есть над чем задуматься. Должно быть рождено новое искусство.
from